Двухнедельное счастье: судьба Геннадия-Гинията из Кукморского района

Чтобы читателю было проще воспринять эту историю, я переложила ее в формат монолога.

— Меня зовут Хабибуллин Геннадий-Гиният Яруллович. Родился 16 апреля 1946 года в селе Коровино Меленковского района Владимирской области. Моя мама, русская по национальности, Скачкова Зинаида Ивановна, познакомилась с отцом во время войны. После моего рождения они вернулись в отцовскую деревню Большой Сардек, где жила его мама. Отец говорил, что они едут лишь навестить бабушку, но так и остались. Мама работала секретарем на маслозаводе и в колхозе. Ей было непросто в татарской деревне — она не знала языка и, кажется, не нашла общего языка с отцовскими сестрами. Когда моей младшей сестре Римме было восемь месяцев, отец отправил маму в Ростов. Мама тогда ждала третьего ребенка, мою сестру Людмилу. «Ты езжай, мы с сыном приедем чуть позже», — обещал он ей тогда, но так и не сдержал слова. Мне было всего три года, и воспоминания об отъезде мамы очень смутные. Говорят, я бежал за машиной, на которой уехала мама, плача навзрыд. Возможно, этот момент каким-то образом отложился в моем подсознании. На станцию маму с сестрой отвез фронтовик дядя Заки, долгие годы проработавший шофером. (Помню, как годы спустя, когда разговор зашел об отъезде матери, я сказал ему, что он ни в чем не виноват).

Жизнь шла свои чередом, и через некоторое время после отъезда матери отец стал встречаться с женщиной по имени Халима, чей муж погиб на войне. У нее была дочь от первого брака. Позже они стали жить вместе. Но расписаться не могли, поскольку папа не был разведен с моей мамой. Она всегда относилась ко мне с добротой и любовью, поэтому назвать ее мачехой язык не поворачивается. Мы всегда общались и до сих пор поддерживаем связь с моими братьями и сестрами, которые родились уже после меня. После окончания 9 класса в Яныле открылось СПТУ. Это был 1962 год. Я тоже пошел туда учиться. Мастером группы был очень хороший человек — Рифат Шарафиев из деревни Верхний Казаклар, тракторостроение преподавал Борис Терентьев. Через год вернулся в деревню с удостоверением тракториста. Работал вместе с Василем Шаймардановым, Хайдаром Гафиятуллиным. Кстати, руководителем хозяйства в тот период был легендарный Камиль Шакиров. Прекрасный руководитель, когда он пришел, люди стали получать зарплату. Отличился хорошим отношением к колхозникам и Габдулхай Шамсутдинов, который пришел на смену Камилю Шакирову. По совету и настоянию учителей я начал посещать вечернюю школу. Однажды, возвращаясь домой с занятий, я познакомился с Мушавирой из деревни Нижняя Русь, преподавательницей математики, которая снимала комнату у моих соседей. Мне было 29 лет, когда мы поженились. Слава Богу, времена тогда были другие, жили мы неплохо, и этим летом отмечаем золотой юбилей — 50 лет совместной жизни. Этот дом я построил сам. До женитьбы у меня были отношения с девушками, но, узнав, что моя мама не татарка, они их тут же разрывали. В школе мальчишки тоже пытались меня задеть этим, но я умел постоять за себя.

В 33 года мы с Мушавирой решили навестить мою маму. Хочу сразу подчеркнуть: мы не искали виноватых. Просто я всей душой желал увидеть ее. «Почему же ты не сделал этого раньше?» — спросите вы. Мушавира говорила, что мы просто не додумались, но мне кажется, причина была глубже. Детские обиды, насмешки в школе из-за того, что мама не татарка, оставили свой след. Думаю, подсознательно я таил на нее обиду, чувствовал себя брошенным. Помню, после свадьбы я просил у отца мамин адрес — он ведь платил алименты — но отец отказался. Тогда мы нашли адрес через паспортный стол в Кукморе, на это ушла неделя. Мы начали переписываться, мама писала чудесные письма. В одном из них она пригласила меня встретить Новый год вместе, даже приложила фото, отметив, что будет в этом наряде. 24 декабря 1979 года мы вылетели из Казани в Ростов. Конечно, ехать с пустыми руками было неловко. Я рассказал о поездке нашему руководителю, Габдулхаю абыю, и он выдал мне огромную по тем временам премию — 2600 рублей. Обрадованный, я купил маме и сестрам в подарок три красивых пуховых платка, а в качестве гостинца — целый чемодан мяса. Больше ничего особенного мы не взяли, зато у нас была приличная сумма денег, которую можно было потратить на месте. Билет до Ростова, к слову, стоил 31 рубль.

Самолет приземлился раньше положенного. Мы стояли у выхода из аэропорта, но мамы нигде не было. Нас обступили таксисты, адрес у нас был, но уехать, не встретив маму, мы не могли. И тут из другого выхода появилась она... «Сынок, я бы тебя ни с кем не перепутала, ты — вылитый отец», — сказала она, обнимая меня, и разрыдалась. Вместе с ней плакала и Мушавира. А я не мог себе этого позволить. Ком к горлу подкатил так, что я понимал: стоит произнести хоть слово, и слезы хлынут потоком... Я просто стоял, крепко обнимая ее. Вскоре подошли и мои сестры.

Она жила одна в двухэтажном 24-квартирном доме, отапливаемом углем. У сестер своя жизнь. Мы с мамой обо всем поговорили, всё обсудили. Она ни о ком ничего плохого не сказала — ни об отце, ни о бабушке. «Сынок, когда приедешь домой, не думай мстить кому-то и искать виноватых, наверное, мы оба виноваты, ты всех прости», — сказала она. Я согласился, но свое мнение высказал. «Так сделаем, мама! До сих пор я ничем не мог тебе помочь. Но я должен был это сделать. Ты прости меня, мама. Сейчас у меня есть такая возможность: папа живет своей жизнью, родственники — своей. Летом приедешь жить ко мне, ты никому не мешаешь и никому не портишь жизнь», — сказал я. Она не стала противиться. Мы ходили в гости к ее родственникам. Она расспросила обо всех соседях в деревне. Не забыла никого за долгие годы. 6 января мы уехали обратно в деревню... Папа тогда еще был жив. Он спросил про маму, и я сказал ему, что пригласил маму жить к себе.

Мама долгие годы ждала отца. В родном Ростове она не нашла приют у матери, которая изначально была против ее брака с татарином. С 8-месячной Риммой на руках, будучи беременной, мама нашла утешение у дяди Вани. Чего только не довелось ей пережить. Больше она не выходила замуж. «Мама, ты ведь была такой красивой женщиной, почему ты не вышла замуж во второй раз? — спросил я. «Сынок, подумай сам, кому нужен чужой ребенок, если не нужен собственному отцу?» — сказала она. Работала она на текстильной фабрике снабженцем за небольшую плату. Это была женщина небольшого роста, худощавого телосложения, которая в одиночку поставила на ноги двоих детей.

...А 30 апреля, через четыре месяца после нашей встречи, в Большой Сардек пришла телеграмма. Там было всего 5 слов: «Мама умерла, приезжайте на похороны». Что тогда я пережил, не передать словами, до сих пор мне хочется плакать. Будто земля ушла из-под ног. «Ждите, приедем», — написал я в ответ. Прямых рейсов из Казани не было. Пришлось лететь через Пензу. Да и там пришлось целые сутки ждать самолет. Оттуда я тоже отправил телеграмму. В аэропорту меня встретила сестренка. «Правда, что мама умерла?» — спросил я ее. «Правда, Гена, правда», — ответила она. Мы поехали в морг. Я даже не смог поднять носилки. Кто-то, бросив: «Ты же мужчина!», подхватил их и перенес тело мамы в машину. Ей был всего 61 год... Невозможно передать словами, что я чувствовал в тот момент. Я смотрел на нее... Она почти не изменилась, всё такая же красивая. При встрече я отметил, что годы не отняли ее красоты, лишь добавили седины, да руки немного дрожали. Вся ее жизнь прошла в тревоге, ожидании, лишениях, и это подорвало здоровье.

На похороны пришло много людей. Все как один повторяли, что тетя Зина была замечательным человеком.

После смерти матери мы еще раз ездили в Ростов. «Нам очень одиноко, Гена, приезжайте», — пригласила сестра. Они и сами как-то приезжали к нам на Сабантуй. Отец жил неподалеку, и мы зашли к нему на чай. Младшей сестры уже нет в живых, а с Риммой мы поддерживаем связь. Первым делом она всегда спрашивает о здоровье моей жены, Мушавиры, говорит: «Береги ее, Гена, она твоя опора, носи ее на руках».

Дочка, осуждать родителей — нехорошо, но и жить во лжи тоже нельзя. Правду нужно говорить открыто. В жизни случается всякое. Отцу следовало поговорить с мамой, найти общий язык, прежде чем принимать такое решение. Мама очень переживала, поняв, что он не вернется, но хранила все его письма. Она постоянно ждала меня, жила моими предполагаемыми событиями: вот я иду в армию, вот уже демобилизовался. Она рассказывала, как скучала, как молилась, чтобы у меня была хорошая жена и благополучная жизнь. Слушая ее, я чувствовал себя совершенно потерянным.

Дети отца от второго брака, хотя и были его родными, носили фамилию первого мужа его жены, так как мои родители не были официально разведены. В школьные годы мы все носили фамилию отца, так как он работал в сельпо. Но при поступлении в техникум или институт требовались настоящие документы. Только тогда отец написал маме письмо о разводе. Любой другой на ее месте вызвал бы отца в Ростов. Но мама, будучи добрейшей души человеком, дала согласие на развод без своего присутствия. Это еще раз подчеркивает ее великодушие. 

Я так и не смог отблагодарить ее как следует, обеспечить ей достойную жизнь. Хорошо, что я успел с ней повидаться, иначе это сожаление осталось бы со мной навсегда. В ее душе не было места ничему плохому, мы ведь собирались встретиться вновь. Не судьба... Теперь в моей душе поселилась нескончаемая тоска, и в своих молитвах я прошу у мамы прощения. Я пытался забыть поступок отца, но так и не смог. 

Вот так, дочка, я прожил со своей мамой всего 14 дней...

Геннадий (так написано в документах) Хабибуллин 37 лет проработал в колхозе «Коммунизмга» на дизельном тракторе. За самоотверженный труд уже в 30 лет был награжден орденом Трудовой Славы 3-й степени. Обладатель звания «Ветеран труда», многих других почетных грамот и медалей.

фото: Лилия Нургалиева/ «Кукмор-информ»