"Сколько лет ждала, искала пропавших без вести на войне супруга, сына, а они..." (реальная история)

Как-то в один летний день возвращались с колхозных работ на обед. Приближался сельский Сабантуй, поэтому и наши разговоры были о предстоящем празднике: кто и как его проведет, кого из родственников позовет. Только добрались до начала деревни, меня настигло непонятное чувство, сердце заколотилось так бешено, словно, было готово вырваться из груди. Со спутницами своей тревогой делиться не стала, продолжила путь. Не знаю, сколько мы прошли, в деревне послышался плач, люди куда-то бежали. Туда же побежали и мы. По репродуктору на уличном столбе громким голосом передавали о начале войны. Как я дошла до дома, собрала на стол и покормила семью, не помню. Не могла выдавить и слезинки, потому что все внутри меня замерло от страха. Ведь я не сомневалась в том, что моих мужчин: мужа и двоих сыновей, непременно заберут на фронт. Даже после того, как легли спать, я долго не могла заснуть. Думала о том, что надо собрать котомку каждому, кому-то пришить пуговицу на рубашке, кому-то заштопать носки. Но все же встать и начать собирать вещи я не решилась, в глубине души надеялась на лучшее. «Ведь повестка еще не пришла», - утешала себя тогда.

С утра постучали в дверь, односельчанин Габдрахман абый вручил сразу три повестки. Виноватым видом, даже не глядя на нас, произнес: «Что же поделаешь, Марфуга?!». Долго задерживаться на пороге не стал, ушел сразу.

В доме воцарилась тишина, даже кот, словно, чувствовал неладное, замер на месте. Муж Харис разбудил сыновей и сообщил о том, что нужно собираться в дорогу. Маулитзян и Салимзян, поняв, что случилось, вскочили с кровати и, словно малыши, прильнули в мои объятия. И дети - Гульсинур и Карим подошли к братьям, отцу и начали плакать. Но ком в моем горле не давал мне ни плакать, ни говорить. Один за другим поцеловала своих детей, принялась собирать их в дорогу. В котомку положила всю одежду, еду. Два часа, данные на подготовку, пролетели как одна минута. Дети плакали, Харис не знал, что и сказать, как утешить, ходил с одного угла в другой. Прибежали мама со свекровью. Рыдали и они. «Доченька, поплачь, пусть душа не застынет», - просили они меня. Но у меня не получалось. Я, как беспомощный ребенок, не знала, что делаю.

Рядом с канцелярией колхоза собрался народ, играла гармонь, женщины плакали, матери и отцы читали молитвы. Человек, приехавший с райцентра, достал список и вслух зачитал имена и фамилии будущих солдат. И молодые парни, и мужчины выстроились в один ряд. Сельский мулла предложил уходить из деревни, читая молитву, против никто не был. Таким образом, мужчины тронулись в путь. Помню только, как с двумя детьми вернулась в пустой дом. Подступивший к горлу ком меня будто стал душить. Слезы ручьем покатились из глаз. Ноги стали ватными.

Когда я пришла в себя и открыла глаза, то рядом увидела детей, маму, свекровь, соседей. Сама лежала на полатях. Они обрадовались и начали интересоваться моим самочувствием. Дети плакали. Но как бы я не старалась ответить им, не смогла произнести ни слова. И ноги, и руки были обездвижены. Не знаю, сколько я пролежала в таком состоянии. Временами я приходила в себя, в один из таких моментов рядом со мной сидела сельский фельдшер Уммегульсум. Помню только ее слова, которые она говорила домашним: «Не тревожьте. Сон для нее сейчас главное лекарство. Вовремя не плакала, поэтому «ударило» по нервам». Однажды свекровь прочитала письмо от Хариса. Оказалось, Харис и Салимзян служат вместе, а Маулитзяна отправили учиться. В этот день мне наконец-то захотелось попить воды, в первый раз взяла в руки чашку и напилась воды. На лбу пробился пот, Гульсинур вытирала его со слезами на глазах. После этого я пошла на поправку. Когда взглянула в окно, то все кругом было белым-бело. Оказалось, дети и картошку выкопали без меня, и сено заготовили. Мама и свекровь сумели сохранить и корову. До весны я поправилась, домашними делами справлялась сама. От сыновей, Хариса приходили письма. Зима выдалась холодной, сильно заболели Гульсинур и Карим, пролежали с высокой температурой, в бреду. Хорошо, что для лечения было коровье молоко. А вот теленка, к сожалению, не сумели сохранить. Буренка отелилась ночью, он умер в холодном хлеву.

До окончания войны пришлось пережить немало трудностей. В деревню один за другим стали приходить похоронки. Каждый раз просыпалась с тревогой: «Что же страшного приготовил новый день?!». Во время посевной для тракторов носили ведрами воду в поле, на лугах косили сено, убирали урожай, рубили ветки в лесу. И Гульсинур, которой недавно исполнилось 14 лет, на работу ходила вместе со мной. С работы приходили измотанные, уставшие, на свое хозяйство сил не оставалось, поэтому оно легло на плечи Карима. Как-то вернулись домой после трудового дня и услышали плач. Он доносился из хлева. Какие только мысли не возникли в моей голове за несколько минут?! В страхе побежали в хлев. А там, обняв мертвую корову, рыдал Карим. Так мы остались без нашей кормилицы.

В феврале 1944 года я получила от Хариса последнее письмо. «До сих пор бьем проклятых немцев», - писал он. От Салимзяна весточки приходили до конца лета. В одном из них он писал о том, что не смог найти отца после кровопролитного боя, но и тело его не нашли. А осенью и он перестал писать. Не получали мы и похоронки на них. Письма Маулитзяна были бальзамом на душу. «Мама, не переживай, они, наверняка, живы. Я их постараюсь разыскать», - утешал он. А в апреле 1945 года пришла весть о его смерти. Тогда мне показалось, что земля ушла из-под ног. Дети не оставляли меня, боялись, что я снова слягу. После скорбной вести, не пережив потерю, один за другим ушли в мир иной свекровь, мама. Хоть и ждали окончания войны, но раны от утраты близких не заживали на душе.

В деревню стали возвращаться бойцы, но, как оказалось, Хариса и Салимзяна никто не видел. Хоть и было понятно, что они не вернутся, но сердце не переставало верить и ждать. Я, стараясь их найти, много раз обивала пороги военкомата. Они отправляли запросы в разные места, но ответ был одинаковым: «Среди погибших не числятся».

Много лет прошло после этих событий, и боль на сердце, словно, притупилась. Дочка вышла замуж, Карим отслужил в армии, обзавелся семьей. Я стала бабушкой, радовалась внукам.

Однажды Гульсинур с дочерью Гульнур пригласили меня посмотреть телевизор. Там показывали передачу «Жди меня». На экране был Салимзян. В этот момент у меня даже закружилась голова. Он рассказывал в микрофон о себе. Слезы потекли из моих глаз. То ли чувство радости, то ли растерянности охватило мое тело.
Оказывается, внучка Гульнур собрала все письма, которые хранились в доме, и создала своего рода «архив». Его и отправила в «Жди меня».
Прошло много лет с тех пор, как закончилась война. 1 мая мой сын Салимзян вернулся впервые домой. Рассказал о том, что женился на девушке Екатерине, с которой вместе прошли фронтовые дороги, воспитали двоих детей. Живут в Новосибирской области. «Моей супругой стала русская девушка. Думал, что сельчане меня не поймут, осудят», - рассказал он тогда. Про отца он не произнес ни слова, а спросить у него о нем у меня не хватило смелости.
После 9 Мая он начал собираться в дорогу. Пока возилась на кухне, готовила еду, вышла зачем-то на веранду. Вдруг услышала, что Салимзян и Карим о чем-то спорят. Прислушалась. «Он жив, жив! Живет в Оренбургской области с другой семьей», - услышала я тогда из уст Салимзяна. Перед глазами все поплыло, земля ушла из-под ног. Карим тогда начал что-то объяснять на повышенных тонах. А я же собрала все силы, вышла и села на лестницу. Сыновья обо всем догадались. Повисла тишина.

В душе образовалась пустота. Она была сильнее потери и тоски. Ведь сколько лет я жила надеждой. Сколько лет ждала, искала…

Воспоминания записала
 Венера ГАБДЕЛХАКОВА,
 деревня Туембаш