Забвению не подлежит. Деду моему посвящается

…Уже давно стемнело, но лампу не зажигали, экономили керосин, и только луна разгоняла темень в избе, а квадраты лунного света едва заметно перемещались по половицам…

Махмут сидел на широкой лавке; спина затекла, но он, будто не замечая этого, не менял позы. На его коленях теплым комочком примостилась и уже вовсю сопела Гашия - младшенькая из дочерей. По бокам привалились еще две - постарше, а самая старшая устроилась позади.

Поначалу Махмута беспокоили такие обстоятельства: ведь одни девочки, сельчане уже проходу не давали, подтрунивали. Озаботился, мол, где потом столько приданого взять, но спустя какое-то время успокоился. Когда еще это случится… Зато в доме всегда чисто и прибрано, еда сварена, девочки не боятся никакой работы: и за скотиной ухаживать, и дров напилить-наколоть, и воды из колодца натаскать…Сам он от рассвета до заката пропадал в колхозе по бригадирским делам. Сегодня дочерям было сказано, что отец должен отправиться по надобности в далекую Казань, и они согласны были терпеть любые неудобства, лишь бы побыть лишний раз вместе… Когда еще получится вот так, по-семейному… Махмут вспомнил, как ему довелось уже как-то побывать в Казани, и его поразила тогда городская суета, где никто и ни с кем не здоровался, и все спешили куда-то… А на обратном пути, уже сойдя с поезда в Арске, он испытал огромное облегчение, и голова кружилась от свежего ветра и бескрайнего простора…

«Когда еще приведется любоваться родными краями», - подумал он и тут же одернул себя:

- Не смей так думать…

…В избе было тихо, только раздавалось тиканье ходиков, да из-за занавески временами доносились печальные вздохи жены. Махмут вспомнил, как они познакомились на чьей-то свадьбе. А где же еще, если она красиво пела, а он умел играть на тальянке. Эту гармонь ему подарил одноногий Хатыйп абзый и хвастался, что она прошла с ним гражданскую... Темно-коричневый лакированный корпус гармоники, покрытый резным узором причудливого орнамента из желтой меди, мельхиора, серебра, складки мехов обрамлены металлической узорчатой полоской. Меха выклеены гладким шелком малинового, фиолетового, синего цвета. Единственная на весь район такая красавица. Вот и приглашали этот дуэт - гармонист и певица - даже из дальних деревень присылали за ними повозку. Так как в дорогу порой приходилось пускаться затемно, чтобы успеть к утру, то случалось им и звездами любоваться, и репетировать в пути… Вот и допелись до собственной свадьбы.

- Как они обойдутся без меня, - защемило вдруг сердце… Он вновь попытался отогнать дурные мысли, одернуть себя. Не о том, мол, думаешь… Но о чем думать в такие моменты, он не знал, и потому печаль одолевала его. Он обвел взглядом избу и вдруг вспомнил, как вселялись в нее, как бродили по комнатам, не зная, радоваться или нет; еще и запахи не выветрились после бывших хозяев, и валялись еще по углам забытые второпях детские игрушки. В то время уполномоченные приноровились объезжать на полуторке сразу несколько деревень. Подъезжали к правлению, где уже дожидались приговоренные к ссылке семьи, наспех сверяли списки раскулаченных, а потом криками и пинками загоняли их - молчаливых и уже смирившихся - в тесный кузов, под рев детей… Лишь однажды Махмут видел попытку протеста, но виновник тут же получил прикладом по голове и еще сапогами по ребрам… Повалялся на траве какое-то время, а потом кряхтя и с трудом полез в кузов, сплевывая на ходу крошки зубов с кровавой пеной… Увозили их неведомо куда, и мало кто вернулся назад. Уцелевшие больше отмалчивались, а в глазах у них читалась такая тоска, что страшно было не то, что спросить о чем-либо, даже смотреть на них было неловко, словно это ты сотворил с ними эту подлость…

…Крышу избы подлатали, пристроили веранду, а в Сабантуй, сразу после посевной, устроили подобие новоселья. В саду поставили наспех сколоченные столы, вкопали скамейки и чурбаки для тех, кому не хватит места. Угощенье было вскладчину: кто принес каз-белиш, кто блины… Небогато, но от души и чистого сердца. Махмут тогда упросил председателя и сгонял верхом в райцентр, привез ребятишкам карамельки «Серп и молот», «Красноармейские», дорогущие конфеты «Сабантуй» и «Будь готов». Сам Махмут тогда без устали рвал меха гармони, а Сария даже голос подсадила от пения... Ну и наплясались вдоволь… От этих воспоминаний у него потеплело на сердце.

…Детей развели по лежанкам, а сами присели за стол. Самовар еще не остыл, и приятно было пить чай со смородиновыми листочками. Почти не разговаривали, обмениваясь лишь взглядами. За долгую жизнь они научились понимать друг друга с полуслова, да и времена не располагали к болтовне… Настоящее известно, а будущего никто не знает, одни лишь вопросы без ответов. Махмут любовался своей женой и вспомнил, как они, еще холостыми, шумной ватагой возвращались из клуба после танцев, спотыкаясь во тьме, и внезапно остались одни, молча дошли до околицы. Тут он и набрался смелости, приобнял ее, а она, будто ждала этого, прижалась к нему всем телом и срывающимся голосом ответила, что не будет возражать против сватов. Все дальнейшие события выглядели на редкость странно и отступали от обычаев. Достаточно сказать, что даже итога сговора родителей они дожидались, стоя под окнами и крепко держась за руки, будто боялись потерять друг друга, и никакая сила не смогла бы разлучить их тогда…

…Махмут вновь взглянул на нее, и сердце сжалось от мысли о разлуке. Словно услышав его, она подошла к нему, прижалась всем телом, как тогда, у околицы, и прошептала:

- Не бойся за нас. Все обойдется, и мы дождемся тебя…

…Махмут проснулся внезапно от стука в окно, увидел, что уже рассвело. Он раздвинул занавески, распахнул створки окна, и в избу ворвался свежий утренний воздух, напоенный навозом и разными прочими чисто деревенскими запахами; щебетанье птиц; по улице пылило стадо и доносилось щелканье кнута, блеянье-мычание, лай собак. В дверь просунулся босоногий Наиль, сын Мансура, выпалил:

- Махмут абый, председатель зовет! Сказал срочно!

Хотел тут же скрыться, но Махмут усадил его за стол:

- Поешь лепешек, попей чаю, я скоро вернусь.

Подумал и добавил:

- Наверное, скоро, Алла бирса.

Вскочил на коня и поскакал по деревне… Почему не ночью? Знающие люди шептались, что обычно забирают ночью. Если конвой приехал затемно, значит, ночевали в деревне. Но об этом еще вчера бы стало известно…Странно все…
Но какое это теперь имеет значение…

А началось все на прошлой неделе, с листа бумаги, который ему показал незнакомый суровый мужчина в военной форме, как позже оказалось, следователь,  вызвав в правление прямо с сенокоса. На бумаге карандашом, корявым почерком, сообщалось, что бригадир третьей бригады колхоза «Алга» Махмут Муллагалиев - вредитель. Что по его вине пропал урожай зерна - 120 пудов. Председатель тогда пытался оправдаться, что в назначенный день не пришла машина, сломалась в дороге, и по его указанию бригадир отправил зерно на подводах, в мешках. Но как ни укрывали урожай от нудного моросящего дождя, довезли уже сильно вымокшим. Попытались высушить, да куда там… Тогда еще несколько мужиков сильно болели, застудившись на ветру, а Хабир так и не смог подняться… Следователь составил протокол и, дав Махмуту расписаться, отбыл в район, распорядившись - из села ни ногой... А председателя пригрозил вызвать повесткой. Председатель после отъезда уполномоченного, глядя куда-то в угол, пробормотал, мол, все образуется, на все воля Всевышнего, и оба понимали никчемность этих слов, но Махмут благодарно кивал, а сам вспомнил, как в соседнем колхозе остановили на краю поля четверых детишек, заставили высыпать из-за пазухи надерганные колоски; детей отпустили, а их родителей после увезли куда-то… Детишек потом разобрали по родне. Повезло, можно сказать, ребятне, обычно все складывается гораздо хуже… Может оттого, что им на тот момент не было еще и двенадцати…

Спешившись у крыльца правления, Махмут привязал коня и взбежал по скрипучим ступеням; задержался на секунду, переводя дух, после толкнул дверь, перешагнул высокий порог… За столом на своем привычном месте, под портретом вождя, сидел председатель и что-то писал.

Поднял голову и строго спросил:

- Почему не в бригаде?

Махмут растерянно молчал.

- Давай – вперед, бегом в поле, - после непродолжительной паузы приказал председатель и, понизив голос, добавил. - Короче, живем пока… Секретарь обкома попросил придержать дело под свою ответственность. Так что не подведи…

…А потом была война, и 43-й год, и роща, где воинская часть встала на привал; и налет вражеской авиации… После него там не осталось ничего живого… Подробности трагедии поведал односельчанин, часть которого покинула эту рощу накануне бомбежки…Он и рассказал после войны, как все было; но так и не вспомнил, где это случилось…

…Сейчас, по прошествии стольких лет, я вглядываюсь в то далекое и тяжкое время и спрашиваю себя:

- Как? Как такое могло случиться?! Как им удалось перед войной не попасть в жернова машины репрессий, когда тысячи безвинных людей сгинули в небытие даже по менее серьезному поводу… и победить, на века обеспечив нам, своим потомкам, спокойную жизнь под мирным небом. У нас нет и не будет права забыть их подвиг.

Хафиз